Мальчики

Однажды, возвращаясь с охоты, я попытался найти самый короткий путь к дому, но заблудился. Вечер медленно перешел в ночь. Я, уже не стараясь узнавать окрестные места, решил идти наугад. Около получаса я брел, с трудом переставляя ноги. Казалось, что никогда мне не приходилось бывать в этих пустынных местах. Нигде не было видно ни огонька, не слышно ни звука. Бесконечно тянулись поля, словно из-под земли вставали перед самым моим носом кусты.

Вдруг сквозь едва прозрачный сумрак ночи я увидел перед собою огромную равнину и узнал наконец-то, куда я зашел. Это был Бежин луг. Вдали виднелся огонек костра и тени сидящих возле него людей.
Я благополучно спустился вниз, но вдруг две большие лохматые собаки со злобным лаем бросились на меня. Раздались детские голоса, и два мальчика быстро поднялись с земли, подбежали ко мне и отозвали собак.

Это были крестьянские ребятишки из соседних деревень, которые стерегли табун. В жаркую летнюю пору лошадей выгоняют кормиться в поле на ночь, потому что днем мухи и оводы не дают им покоя. Выгонять вечером и пригонять утром табун — большой праздник для крестьянских мальчиков.

Я сказал ребятам, что заблудился, и подсел к ним. Мы немного поговорили. Потом я прилег под обглоданный лошадьми кустик и стал наблюдать за мальчиками.

Ребятишки сидели вокруг костра. Тут же находились и те две собаки, которым так хотелось меня съесть. Они еще долго не могли примириться с моим присутствием и, сонливо косясь на огонь, изредка рычали с необыкновенным чувством собственного достоинства. Постепенно рычание перешло в слабое повизгивание. Мне кажется, что так они сожалели о невозможности исполнить свое желание.

Сидящих у костра мальчиков было пять. Старшему изо всех можно было дать лет четырнадцать. Его звали Федей. Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и полувеселой, полурассеянной улыбкой. Он принадлежал по всем признакам к богатой семье и выехал с ребятами в поле ради забавы.

У второго мальчика, которого звали Павлушей, волосы были всклокоченные, черные, глаза серые, лицо бледное, рот большой, но правильный, тело приземистое, неуклюжее. Малый был неказистый, а все-таки он мне понравился. Павлуша говорил очень умно, в его голосе звучала сила. Одеждой своей он похвастаться не мог: вся она состояла из старой рубахи да заплатанных штанов.

Лицо третьего, звавшегося Ильюшей, было довольно непримечательно: вытянутое, подслеповатое, оно выражало какую-то болезненную заботливость. Его светлые, почти белые волосы торчали из-под низенькой войлочной шапочки, которую он обеими руками то и дело надвигал себе на уши. Ему, как и Павлуше, на вид было не более двенадцати лет.
Костя, мальчик лет десяти, возбуждал мое любопытство своим задумчивым и печальным взором. Лицо его было невелико и в веснушках, но странное впечатление производили его большие, черные, блестящие глаза. Казалось, что они хотели высказать то, для чего в языке не было слов.

Ваню, последнего мальчика, я вначале не заметил. Он лежал на земле, прикрытый куском рогожи, и только изредка высовывал из-под нее свою русую кудрявую голову. Этому мальчику было всего лет семь.

Вскоре ребята перестали обращать на меня внимание и вновь вернулись к прерванной беседе.

Прошло около трех часов с тех пор, как я присоседился к мальчикам. Но уже склонились к темному краю земли многие звезды, еще недавно высоко стоявшие на небе. Все затихло кругом, как обычно затихает к утру. Природа спала крепким предрассветным сном. Постепенно угас и разговор мальчиков. Собаки дремали, лошади тихо стояли, понурив головы. Сладкое забытье напало на меня, вскоре оно перешло в дремоту. (552 слова)