Старший брат

Я был только одним годом и несколькими месяцами моложе Володи; мы росли, учились и играли всегда вместе. Мы нйкогда не задумывались, кто из нас старше, а кто младше. Однако к годам двенадцати или около того я начал понимать, что Володя не товарищ мне по годам, наклонностям и способностям. Мне даже казалось, что брат сам сознает свое первенство и гордится им. Такую уверенность внушало мне мое самолюбие, страдавшее

при каждом столкновении с Володей. Мне казалось, что в забавах, в учении, в ссорах, в умении держать себя — во всем он лучше меня. Это отдаляло меня от брата и заставляло испытывать мучительные моральные страдания.

Например, когда Володе в первый раз купили голландские рубашки, мне было очень обидно не иметь таких. Если бы я прямо сказал об этом, то уверен, что мне стало бы легче. А так мне казалось, что он, всякий раз поправляя воротнички, нарочно хочет обидеть меня.

Но ничему я не завидовал так, как благородному и откровенному характеру Володи, особенно проявлявшемуся в ссорах, случавшихся между нами. Я чувствовал, что он поступает хорошо, но не мог подражать ему.

Однажды я подошел к его столу и нечаянно разбил пустой разноцветный флакончик.

— Кто тебя просил трогать мои вещи? — спросил вошедший в комнату Володя, заметив непорядок, произведенный мной в симметрии разнообразных украшений его столика. — А где флакончик?

— Нечаянно уронил, а он разбился.

— Сделай милость, никогда не смей прикасаться к моим вещам, — сказал он, составляя куски разбитого флакончика.

— Пожалуйста, не командуй, — ответил я. — Разбил так разбил, что тут говорить!

И я улыбнулся, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.

— Несносный мальчишка, разбил, а еще смеется!

— Я мальчишка; а ты большой, да глупый.

— Я не намерен с тобой ругаться, — сказал Володя, слегка отталкивая меня, — убирайся.

— Не толкайся!

— Убирайся!

— Я тебе говорю, не толкайся!

Володя взял меня за руку и хотел оттащить от стола, но я уже был раздражен до последней степени, поэтому схватил стол за ножку и опрокинул его. Все Володины фарфоровые и хрустальные украшения с дребезгом полетели на пол.

— Отвратительный мальчишка! — закричал Володя, стараясь поддержать падающие вещи.

Выходя из его комнаты, я подумал, что мы поссорились навсегда.
До вечера мы не говорили друг с другом. Я чувствовал себя виноватым, боялся взглянуть на него и целый день не мог ничем заняться; Володя, напротив, вел себя самым обычным образом и после обеда разговаривал и смеялся с нашими сестрами.

Мне неловко и совестно было оставаться наедине с братом, поэтому я старался поскорее выйти из комнаты, если в ней находился Володя. Вечером мы столкнулись в гостиной. Несмотря на то что мне хотелось подойти и помириться с ним, я, проходя мимо брата, постарался сделать сердитое лицо. Володя в это самое время поднял голову и с чуть заметной добродушной улыбкой смело посмотрел на меня. Наши глаза встретились, и я понял, что он понимает меня, но какое-то непреодолимое чувство заставило меня отвернуться.

— Николенька, полно сердиться! Извини меня, если я тебя обидел, — сказал он самым простым голосом и подал мне руку.

Что-то вдруг стало давить у меня в груди, но это продолжалось только одну секунду, потом на моих глазах показались слезы, и сразу стало легче.

— Прости меня, Володя! — сказал я, пожимая его руку.

Володя смотрел на меня, однако как будто никак не мог понять, отчего у меня слезы на глазах. (526 слов)

По Л. Толстому